По-настоящему
— Вот все у нас, как на параде, — заговорил он, — салфетку — туда, галстук — сюда, да «извините», да «пожалуйста», «мерси», а так, чтобы по-настоящему, — это нет! Мучаете сами себя, как при царском режиме.
— А как это «по-настоящему», позвольте осведомиться.
Шариков на это ничего не ответил Филиппу Филипповичу, а поднял рюмку и произнес:
— Ну, желаю, чтобы все…
М. Булгаков, «Собачье сердце»
1. Вечная истина о человеческом сердце
Невозможно сдержать улыбки, вспоминая этот эпизод из романа Михаила Булгакова «Собачье сердце»: профессор Преображенский, доктор Борменталь и подопытное существо собако-человек Шариков сидят за обеденным столом. Профессор и доктор время от времени делают Шарикову замечания относительно его невоспитанности и глупых речей. Они пытаются сообща приучить его к мало-мальски человеческому поведению: чрезмерно не пить водки, не икать за столом, во время трапезы закладывать салфетку. У них это не очень получается по той причине, что мысли третьего всецело заняты графинчиком с прозрачной жидкостью, так не к месту стоящим напротив на столе. Шариков не выдерживает их увещеваний, и, потеряв самообладание, хватает графин и наполняет себе рюмку, изрекая при этом критику в адрес двух назойливых интеллигентов. Он как бы хочет сказать: «Ребята! Не мучьте меня! Моя природа не приемлет ваших правил! Дайте моей душе развернуться, почувствовать себя свободной! Позвольте же мне, наконец, быть самим собой!»
Всего на пятидесяти страницах Михаил Булгаков сумел развернуть драму человечества, ограниченную стенами элитной московской квартиры в Калабуховском переулке. И если вчитаться повнимательнее, становится понятным, что автор пишет не о поражении (или победе?) Революции, не критикует новую власть, защищая патриархальные устои. Все это дается просто фоном, декорациями; главное же действующее лицо всей этой пьесы, на которое и направлен весь свет софитов, — человеческое сердце, такое, как оно есть. Автор нарочно подчеркивает, что у Шарикова уже не собачье, а именно, человеческое сердце — средоточие всех помыслов и желаний. Именно с сердцем Шарикова «бьются» обессилевший профессор Преображенский и растерянный Борменталь, его ненавидят кухарка и горничная. Именно оно становится «находкой» для подлеца Швондера и иже с ним. От таком сердце писал Екклесиаст: «исполнено зла и безумия» (Еккл. 9:3). Оно, по качеству рождаемых желаний, гораздо опаснее звериного. И вот для этого-то сердца есть нечто естественное и желаемое (то, что «по-настоящему»), а есть что-то противоестественное, вызывающее отвращение и протест (то, что мучит его, «как при царском режиме»).
2. Как это «по-настоящему»?
Мир перевернулся с ног на голову. Произошло это в тот момент, когда Ева, пренебрегши словами Бога, вкусила запретного плода в райском саду. В тот момент, будто, что-то оборвалось во Вселенной. Оборвалась нить, связующая человечество с Богом: человек стал сам по себе, а Бог – Сам по Себе. Человек, провозгласив себя богом, но по сути своей таковым не являясь, вступил на многострадальный путь лишений и страданий. Природа, собранная под его началом, взбунтовалась против него. Колючки и бурьян произрастили поля вместо цветов и злаков. Земля вздыбилась землетрясениями, горы запылали вулканами, реки разлились наводнениями, океаны – потопами. Кровь Авеля обагрила землю, полагая начало войнам. Женщины зарыдали над мертвыми сыновьями; над теми, о которых вопили когда-то в родовых муках. Мужчины стали проклинать работу, засобирались на войну во имя справедливости и свободы. Все смешалось, завертелось, разлилось, заливая грязью первозданную красоту божественного замысла.
А все потому, что сердце человека стало иным, повернутым в сторону от Создателя. Тувалкаин стал ковать мечи, Иавал овладел искусством хозяйствования на земле, приобретая большую независимость от обстоятельств жизни и от Бога, Иувал пытался развеселить братьев, играя им на гуслях (Быт. 4:22). Помыслы сердца сделались «злом во всякое время» (Быт.6:5). И увидел Бог, что первозданное состояние сердец, задуманное Им как естественное, правильное и настоящее, сделалось человеку противным, неестественным, неудобным. Увидел Создатель, что «настоящим» для творения стала мнимая свобода от Его воли. Что все сделалось одинаково непотребным, не осталось ни одного делающего добро (Пс. 13:3). «И восскорбел Господь…» (Быт.6:6).
Но исправить испорченные сердца было невозможно. Зло впиталось в них, как клюквенный сок в белую скатерть. Подобное рождало подобное, дети копировали пороки отцов. Умножался житейский опыт, строились города, человечество пережило Всемирный потоп и смешение языков в Вавилоне. Рассеявшись по всему лицу земли, люди несли с собой свое «настоящее», свою собственную правду, заглушающую зов совести. Восставали и падали империи, шагал вперед научно-технический прогресс. Строились корабли и отливались пушки, обуздывались пар и электричество, раздирался в клочья атом для получения из адских недр дешевой рабочей силы. Но всегда, во все времена, булгаковский Шариков требовал «настоящего», и не просто требовал, а повелевал хотениями и стремлениями. Голос его мы слышим сейчас повсюду: в лживых речах политиков, во вкрадчивой изощренности рекламы, в желаниях людских сердец. Шариковы нагло нарушают закон, легко откупаясь взятками. Они торгуют наркотиками и детьми, продают целые страны в экономическое рабство. Шариковы, в поиске «настоящего», соблазняют чужих жен, оставляя после себя руины разбитых судеб.
Шариковы – это мы. Да, это мы, без благодати Божьей! В каждом из нас живет непреодолимая жажда «настоящего без Бога». Мы все по природе своей – объект Божьего гнева, «живущие по плотским похотям, исполняющие желания плоти и помыслов» (Еф. 2:3). И всякий раз, когда Бог приближается к нам, наша греховная природа, подобно новозаветному бесноватому, умоляет Его: «Не мучь меня!» (Лук. 8:28).
3. Пути преодоления «настоящего»
Но Бог восскорбел о падшем человечестве! В отличие от профессора Преображенского, который не добился морального «очеловечивания» своего творения и обратил его обратно в собаку, Бог идет гораздо дальше. Он предлагает единственного Сына, который «душу Свою отдает для искупления многих» (Мф. 20:28). Для Преображенского создание Шарикова – лишь научный эксперимент, опыты евгеники. Для Господа же создание человечества – это высочайший акт любви. Профессор Преображенский так и не смог преобразить пса в человека, в то время как Творец достигает в людях того состояния, о котором можно сказать: «мы – новые творенья, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять» (Еф. 2:10).
Слова песни, которую профессор напевает в последнем эпизоде этой чудовищной истории, также кое о чем говорят. Он мурлычет себе под нос отрывок из Аиды:
К берегам священным Нила,
Боги путь укажут нам,
Боги нам умножат силы!
Смерть без пощады, гибель всем врагам!
Боги шлют вам благословенье
На далекий путь опасный.
Воссылайте к ним моленья,
Чтоб победу дали вам.
Берег наш священный Нила
Охраним мы нашей грудью,
Боги нам умножат силы;
Мщенье, мщенье и гибель всем врагам!
Не чувствуется ли в этом марше все тот же «шариковский» дух? «Смерть без пощады», «мщение», «гибель» — вот к чему призывает гимн. Это — старая идея, рожденная еще Каином, возведенная в высшую степень благородства. В этом и есть причина профессорского бессилия сделать из подопытного моральное существо: Преображенский и сам «не далеко ушел» от Клима Чугункина, чьи гены бурлят в Полиграфе Полиграфовиче. «Прародитель» Шарикова играл по кабакам и пьянствовал, а профессор занимается омоложением проституток и шулеров. В действительности, лаборатория Преображенского – не храм науки, а «похабная квартирка» (так подумал честный, еще не превращенный в человека, бродячий пес). Образ Преображенского – образ псевдо-бога, которого может вообразить себе непросвещенный евангелием разум. Он – некий демиург, творящий из имеющегося материала, но его творчество не преисполнено любовью, а только лишь эгоистическим любопытством.
Библейский же Бог скорбит о падшем человечестве. Его переживания о людях – это сокрушение о детях, попавших в беду. Поэтесса Лариса Кларина стихе, положенном затем на музыку Альбинони, очень тонко изобразила чувства Творца и его скорбь. Вот что Господь мог бы напевать, размышляя об опыте творения и о падшем человеке:
Тобой душа томится.
Ещё надежда длится.
И судеб быстрый поток
Несёт ладью, как листок.
И всё уносит вода
Навсегда.
Творец страдает, но не от того, что творение причиняет Ему дискомфорт. Он страдает потому, что Его сердце разбито:
Я не могу тебя забыть.
Это выше всех сил!
И не избыть…
Дай мне испить
веры чистый глоток.
Повернуть тот поток –
Вот о чём Я просил.
Он не просто сожалеет о прошлом: Он решительно принимает позор человечества на Свой счет и готов страдать за свое творение.
Никто понять не может,
Что ты всего дороже.
Что Я за душу твою
Всего Себя отдаю
И Свой венец не таю –
Терновый.
И Я разрушу смерти плен.
И ты будешь жива!
Проходит тлен.
Исчезнет тень.
Помни эти слова:
«Да, ты будешь жива!»
Мрак бежит. Будет день.
Не к печали
Нас венчали.
Верен Я.
За тебя
Я иду
в смертный бой.
Ты Моя.
И это отношение Бога к человечеству, а также таинство искупления, побеждает Шарикова в нашей душе, чтобы «настоящими» для нас стали те первозданные, чистые чувства и желания! Принятие человеком Его любви дает силу побеждать страх смерти. Бог дает человеку новое сердце, рождающее новые желания: желания добра и любви к Богу и ближним! Преображенное Богом существо – не бессловесный пес, покорно улегшийся у ног великого хозяина, превращенный снова в Шарика, а раскаявшийся блудный сын, возвратившийся в дом Небесного Отца!
Владимир Ворожцов